Shtukaturov v. Russia

штукатуров против россиирекомендации по законодательным мерам, необходимым для полного исполнения решения европейского суда по правам человекасодержаниерезюме рекомендаций…………………………………………………………………………………………………………….введение………………………………………………………………………………………………………………………………..1.обстоятельства дела2.процедурные гарантии в делах о признании граждан недееспособными: справедливость судебного разбирательства и право лица, дееспособность которого является предметом разбирательства, быть заслушанным в суде………………………..3.существенные пределы недееспособности: пропорциональность мер, которые ограничивают дееспособность и введение альтернатив к полной недееспособности124.пересмотр решений о дееспособности и право лица, лишенного дееспособности обращаться в суд с целью восстановить дееспособность145.гарантии, связанные с госпитализацией лиц лишенных дееспособности15заключение…………………………………………………………………………………………………………………………..20őрезюме рекомендацийв марте 2008 года европейский суд по правам человека (еспч) вынес решение по делу штукатуров против россии. суд установил, что лишением заявителя дееспособности нарушены его права на справедливое судебное разбирательство (статья 6) и на уважение его частной жизни (статья 8). суд также установил, что последующее принудительное госпитализирование заявителя в психиатрическую больницу без пересмотра судебного решения нарушило его право на свободу (пункты 1 и 4 статьи 5). также было установлено, что было нарушено право заявителя на обращение в европейский суд (статья 34).вышеописанные нарушения были возможны благодаря российскому законодательству, и в значительной степени были в соответствии с национальным законодательством. таким образом, решение европейского суда будет исполнено в полном объеме только в том случае, если власти россии примут некоторые общие меры. этот программный документ рекомендует принятие следующих мер:1.гражданский процессуальный кодекс необходимо внести поправки с целью обеспечить:лицам, в отношении которых рассматривается вопрос о признании их недееспособными, быть лично заслушаными в суде, и в случае необходимости, обеспечить таким лицам юридическую помощь;четкое изложение основных критериев для оценки дееспособности, проведенной назначенными судом экспертами;гражданам, объявленным недееспособными, право обратиться в суд непосредственно или через представителя своего выбора с целью восстановить их дееспособность.2.закон о психиатрической помощи необходимо внести поправки с целью обеспечить: применение существующих материально-правовых и процессуальных гарантий, предусмотренных для принудительной госпитализации, также к гражданам, которые не имеют полной дееспособности;психически больным не имеющим дееспособности право инициировать судебное рассмотрение законности лишения их свободы;чтобы основные права пациентов сформулированные в статье 37 закона, в том числе право встречаться с адвокатом, применялись ко всем пациентам на равной основе, в том числе к пациентам, которые лишены дееспособности.3.гражданский кодекс необходимо внести изменения с целью ввести для граждан с психическими расстройствами частичную опеку, которую можно приспосабливать к индивидуальным потребностям каждого такого лица, и ограничивать их дееспособность лишь в той степени, которая является абсолютно необходимой.űвведениеэти рекомендации разработаны психиатрическим правозащитным центром (mental disability advocacy center) с целью помочь русским политикам в полной мере исполнить решение европейского суда по правам человека в деле штукатурова против россии. решение в деле штукатурова является важной вехой в эволюции европейских стандартов прав человека в отношении людей с нарушениями психического здоровья, так как это решение поясняет актуальность европейской конвенции по правам человека в отношении ряда ключевых аспектов системы юридической недееспособности и опеки. решение требует, чтобы правительство россии вышло за рамки отдельных мер, таких, как восстановление дееспособности г-на штукатурова и возмещения ущерба (как только суд назначит компенсацию), и указывает на необходимость изменений в российском законодательстве в области дееспособности, в том числе в гражданском кодексе и в гражданском процессуальном кодексе. мы признаем, что вопросы, поднятые в деле штукатурова являются технически сложными и новыми для российских законодательных органов. поэтому настоящий документ сформулирован с целью оказания помощи в разработке нового законодательства, которое будет отвечать требованиям европейской конвенции, и обеспечит надлежащую защиту прав граждан, которые нуждаются в поддержке для реализации своей дееспособности. компетентность психиатрического правозащитного центра в этом вопросе вытекает из его обширной правозащитной работы и участия в судебных разбирательствах, цель которых – содействие реформе дееспособности и законов в сфере опеки в восточной европе и россии. наша организация опубликовала ряд докладов, содержащих анализ законов в сфере опеки и практики в ряде стран региона, включая доклад 2007 года по россии. в 2006-2007 гг. мы провели ряд тренингов по правам человека для местных органов опеки санкт-петербурга и ленинградской области, которые предоставили нам дополнительные сведения о недостатках существующей системы опеки в россии. кроме того, с 2004 года, в россии, болгарии, эстонии, венгрии и в чешской республике mdac предоставляет юридическую помощь в значительном числе судебных дел об ограничении дееспособности. в частности, наша организация представляла г-на штукатурова в европейском суде и в конституционном суде россии (аннулировавшем впоследствии некоторые законодательные положения, которые получили критику со стороны европейского суда). европейский суд вынес свое историческое решение по делу штукатурова против россии в марте 2008 года. заявитель – молодой человек, который в национальном судебном процессе был лишен дееспособности, о чем он не был уведомлен. штукатуров узнал о решении районного суда, который признал его недееспособным, уже после его вступления в силу, поэтому он уже не имел возможности его обжаловать. позже, несмотря на его однозначные возражения, его задержали и положили в психиатрическую больницу без возможности судебного пересмотра. европейский суд по правам человека признал нарушение прав заявителя по отношению к каждому из этих обстоятельств. во-первых, суд постановил, что судебное разбирательство не может рассматриваться как справедливое в соответствии со статьей 6, если лицо, в отношении которого рассматривается вопрос о признании его недееспособным полностью исключено из процесса. во-вторых, суд установил, что госпитализация г-на штукатурова нарушила его право на свободу гарантированное статьей 5, так как госпитализация была в решении рассматриваемом в настоящем документе, европейский суд не рассматривал вопрос ущерба. по-прежнему ожидается отдельное решения о компенсации.űőосуществлена только на основании решения его опекуна, без применения обычных гарантий (например, судебный пересмотр), предусмотренных для избежания принудительной госпитализации. в-третьих, суд постановил, что признание г-на штукатурова полностью недееспособным по существу является несоразмерной мерой и, следовательно, нарушило право заявителя на уважение частной жизни в соответствии со статьей 8. суд также установил, что последовавшая за этим невозможность для г-на штукатурова обжаловать решение о недееспособности, как только оно вступило в силу, и обратиться в суд, чтобы восстановить его дееспособность, способствовало несоразмерности вмешательства в его права в соответствии со статьей 8.эти нарушения прав человека стали возможными из-за дефектности законодательства, так как решение районного суда лишить г-на штукатурова его дееспособности, а также его последующая госпитализация являются в значительной степени в соответствии с российским законодательством. следовательно, полное исполнение решения еспч требует общих мер, таких, как внесение поправок в гражданский кодекс, в гражданско-процессуальный кодекс и в закон о психиатрической помощи. потребность в таких общих законодательных мерах была подтверждена комитетом министров совета европы, который в силу статьи 46 конвенции осуществляет надзор за исполнением решений европейского суда. комитет министров, согласно его заявления, ожидает информации о «дополнительных мерах для приведения российской законодательной базы, регулирующей недееспособность взрослых и их удержание в медицинских учреждениях в соответствие с требованиями конвенции». в частности, комитет министров просит власти россии «начать, без задержки, реформу положений гражданского кодекса, которые были подвергнуты критике со стороны европейского суда».следует отметить, что в феврале 2009 года конституционный суд рф аннулировал некоторые положения российского законодательства, которые были подвергнуты критике в деле штукатурова. в частности, конституционный суд отменил положение гражданского процессуального кодекса, которое разрешало судам проводить судебные разбирательства без заслушивания лица, в отношении которого рассматривался вопрос о признании его недееспособным. конституционный суд также постановил, что конституционное право на судебную защиту (которое является аналогичным праву на справедливое судебное разбирательство в соответствии с екпч) было нарушено в результате того, что закон о психиатрической помощи не обеспечивает возможость распространить материально-правовые и процессуальные гарантии, предусмотренные на случаи принудительной госпитализации по отношению к недееспособным гражданам, которые возражают против госпитализации (даже если их опекуны согласны с госпитализацией). хотя это комитет министров совета европы ждет, чтобы правительство россии предоставило информацию «о дополнительных мерах в целях приведения российской законодательной базы, регулирующей недееспособность граждан и лишение их свободы в рамках медицинских учреждений в соответствие с требованиями конвенции». в частности, комитет министров ссылается на принципы, содержащиеся в рекомендации № r(99)4. комитет министров просит власти россии «начать, без задержки, реформу положений гражданского кодекса, которые были подвергнуты критике со стороны европейского суда с целью обеспечения их соответствия требованиям конвенции». см. меморандум комитета министров, доступный на http://www.coe.int/t/e/human_rights/execution/03_cases/russian_federation_en.pdfěрешение конституционного суда является важным шагом в направлении обеспечения соответствия российского законодательства в сфере психического здоровья и практики его осуществления с европейской конвенцией по правам человека, новое законодательство еще не разработано для замены аннулированных положений. фактически, содержание правового регулирования соответствующих аспектов (например, процессуальные права человека, в отношении которого рассматривается вопрос о признании его недееспособным) остаётся нерешенным. более того, решение еспч рассматривает несколько более широкий круг вопросов по сравнению с решением конституционного суда, и требует внесения изменений не только в процессуальном законодательстве, но и в материально-правовых аспектах недееспособности, таких, которые связаны с объемом лишения прав в результате меры.ěů1.обстоятельства деладело отражает сложившуюся в россии практику судебных разбирательств, в которых решается вопрос о недееспособности граждан, и включает типичные нарушения прав тех граждан, чья дееспособность рассматривается судом, а также тех, кто уже лишен дееспособности. заявитель, павел штукатуров, страдает психическим расстройством. в декабре 2004 года районный суд признал его недееспособным на основании заявления, поданного его матерью (которая жила с ним в одной квартире). г-н штукатуров не был уведомлен о слушании и, следовательно, был в полном неведении относительно процесса. дело слушалось в районном суде в отсутствие г-н штукатурова на основании статьи 284 гражданского процессуального кодекса. согласно этому положению, гражданин, в отношении которого рассматривается дело о признании его недееспособным, должен быть вызван в судебное заседание, если это возможно по состоянию здоровья гражданина.г-н штукатуров узнал о решении районного суда случайно. к этому времени решение вступило в силу и его мать была назначена его опекуном. когда г-н штукатуров пытался обжаловать это решение, его ходатайство было «оставлено без рассмотрения» по причине отсутствия дееспособности. другие попытки предпринятые им с целью использовать обычно доступные правовые пути для аннулирования решения одинаково не привели к успеху.тем временем, по требованию его опекуна, г-н штукатуров был помещен в психиатрическую больницу. г-н штукатуров лично возражал против лишения свободы и неоднократно просил больницу обратиться в суд для рассмотрения законности его содержания в соответствии с процедурой принудительной госпитализации, предусмотренной гражданским процессуальным кодексом и законом о психиатрической помощи. кроме того, на протяжении своего заключения, г-н штукатуров жаловался руководству больницы в связи с различными ограничениями его прав, таких как запрещение его посещения адвокатом и друзьями, отказ в разрешении гулять вне здания больницы, отъем его личных вещей, и отказ в предоставлении информации о причинах его госпитализации. больница была не в состоянии дать официальное объяснение в связи с любой из этих жалоб.на момент обращения в еспч, г-н штукатуров всё еще находился в больнице (что побудило суд безотлагательно рассмотреть дело). однако, руководство больницы воспрепятствовало г-ну штукатуров в том, чтобы он мог в любой форме общаться с адвокатом, который представлял его в процессе. в своей аргументации больница ссылалась на то обстоятельство, что в ввиду его недееспособности, все решения, связанные с представительством его интересов адвокатом и другие правовые вопросы должны приниматься опекуном г-на штукатурова.ž2.процедурные гарантии в делах о признании граждан недееспособными: справедливость судебного разбирательства и право лица, дееспособность которого является предметом разбирательства, быть заслушанным в суде2.1.право быть заслушанным в судев соответствии с действующим на момент принятия решения еспч гражданским процессуальным кодексом рф, суд должен был вызвать гражданина, в отношении которого рассматривалось дело о признании его недееспособным, в судебное заседание, если это было «возможно по состоянию его здоровья». хотя по предположению это положение имело в виду предоставить возможность провести разбирательство без участия лица, в отношении которого рассматривалось дело только в исключительных обстоятельствах, на практике исключение стало правилом. зачастую, граждан, чья дееспособность рассматрмивалась в суде даже не уведомляли о разбирательстве или последующем решении, которое лишало их дееспособности. хотя данное положение гражданского процессуального кодекса уже не действительно (оно было отменено конституционным судом рф в постановлении от 27 февраля 2009 г.), новую процедуру, которая будет соответствовать конвенции и конституции российской федерации еще предстоит принять государственной думе россии.европейский суд постановил, что право заявителя на справедливое судебное разбирательство в соответствии со статьей 6 (1) конвенции было нарушено в процессе определения недееспособности, в котором ему не была предоставлена возможность участвовать лично или через представителя. суд сослался на собственное прецедентное право, в котором рассматривались случаи принудительного психиатрического заключения, в частности, дело winterwerp. хотя те случаи были связаны с лишением свободы, суд указал, что «в данном случае исход разбирательства для заявителя был не менее важным: решался вопрос его личной автономии почти во всех областях жизни, в том числе возможного ограничения его свободы» (пункт 71). решение указало на две причины, почему непосредственное участие лица, дееспособность которого является предметом разбирательства необходимо для справедливости процесса определения недееспособности. во-первых, принцип равенства сторон требует, чтобы гражданин получил возможность представить свои аргументы лично или через представителя, выбранного им самим, а также право на представление новых доказательств, оспаривать выводы экспертов, требовать повторной экспертизы, и т.д. во-вторых, непосредственное участие необходимо для того, «чтобы судья мог сформулировать своё личное мнение касательно психической дееспособности гражданина», потому что данное лицо не только заинтересованная сторона, но является основным объектом судебного рассмотрения (см. пункт . 72). суд подчеркнул, что в деле заявителя «для судьи необходимо было установить хотя бы краткий визуальный контакт с заявителем, и желательно допросить его» (пункт 73). принцип состязательности, закрепленный в статье 6 был нарушен, поскольку судья, который не видел и не слышал самого заявителя, принял решение по делу только на основании письменных доказательств.žůв то время как недостатки прежнего законодательного регулирования процесса признания граждан недееспособными были однозначно подчеркнуты решением еспч и последующим решением конституционного суда, менее очевидно, как именно должна новая версия статьи 284 гражданского процессуального кодекса гарантировать право быть заслушанным лично. о возможности различных решений свидетельствует версия проекта поправки к указанному положению, которое в настоящее время на рассмотрении в нижней палате государственной думы. законопроект требует, чтобы заинтересованное лицо было «надлежащим образом уведомлено о времени и месте судебного заседания», добавив, что «рассмотрение дела в отсутствие лица допускается в тех случаях, если суд установил, что нет обоснованной причины для неявки».данный подход не соответствует принципам, лежащим в основе решения еспч и, следовательно, не может обеспечить надлежащего уровня защиты прав лиц, дееспособность которых ставится под вопрос.выполнение предыдущей версии статьи 284 указывает на то, как легко может исключение, которое позволяет исключить лицо с психическими расстройствами из процесса рассмотра недееспособности, может стать правилом в судах. таким образом, текущая версия проекта этого положения, которое по-прежнему позволяет суду принять решение о недееспособности не заслушав заинтересованное лицо, не в состоянии значительно улучшить ситуацию. в отношении обязанностей суда вовлечь заинтересованное лицо в разбирательство, законопроект ограничивается выдачей уведомления. однако, из-за специфики дел о признании лиц недееспособными, очень вероятно, что такое уведомление до заинтересованного лица не дойдёт, так как ходатайства по недееспособности чаще всего подаются сторонами, которые уже имеют значительный контроль над жизнью данного гражданина, в том числе над его корреспонденцией (это может быть член семьи, с которыми гражданин вместе живёт, или психиатрическое учреждение, в котором его или её действия ограничены). кроме того, для определения того существуют ли веские причины для неявки лица, суд, скорее всего, сделает это на основе информации, предоставленной теми, кто подал заявление о признании лица недееспособным, или тех, кто поддерживает такое ходатайство, и которые, следовательно, могут быть заинтересованы в том, чтобы заинтересованное лицо не было заслушанным.решение по делу штукатурова требует принятия решительных гарантий для обеспечения того, чтобы лицо, чья дееспособность находится под вопросом, было заслушано в суде. как уже отмечалось выше, суд рассудил, что процесс признания лица недееспособным служит основанием для тех же процессуальных гарантий, как и в случаях принудительной госпитализации. поскольку российское законодательство (статья 304 гражданского процессуального кодекса) не позволяет суду принимать решения о принудительной госпитализации граждан не заслушав заинтересованного лица, русским законодателям рекомендуется применять этот же подход в делах о признании граждан недееспособными.следовательно, в целях обеспечения справедливости процесса по ограничению дееспособности, мы рекомендуем, чтобы новая версия статьи 284 гражданского процессуального кодекса включала следующие принципы: суд обязан обеспечить лицам, в отношении которых рассматривается вопрос о признании их недееспособными право лично принять участие в разбирательстве;если состояние психического здоровья гражданина не позволяет ему реализовать свои процессуальные права непосредственно, суд должен назначить законного представителя;суд всегда должен заслушать граждан, в отношении которых рассматривается вопрос их дееспособности. если по состоянию здоровья гражданин не в состоянии явиться в суд, судья должен принять необходимые меры, чтобы заслушать его в другом месте, вне здания суда (например, если гражданин находится в психиатрической больнице, суд может провести слушание в больнице).ďň2.2.критерии для экспертной оценки дееспособности: качество и содержание психиатрических заключенийодним из ключевых факторов, способствующих справедливости судебного процесса по ограничению дееспособности является качество доказательств, на которые суд опирается при оценке психической дееспособности гражданина. хотя, в теории, заключения экспертов-психиатров не должны быть решающими в отношении исхода слушаний, они играют значительную роль в принятии судьей решения, и выводы экспертных заключений редко подвергаются сомнению. европейский суд сделал важные заключения относительно качества таких экспертных заключений. хотя статья 283 гражданского процессуального кодекса требует проведения психиатрическими экспертами обязательной оценки дееспособности, параметры такой экспертной оценки (например, какие, и в какой степени детальные вопросы необходимо задать) не указаны. на практике, экспертные заключения зачастую только повторяют правовую формулу, используемую в гражданском кодексе, а именно: «… не понимает значения своих действий и не в состоянии их контролировать». в то время как экспертные заключения могут достаточно подробно описывать психические расстройства гражданина, анализ психического состояния этого гражданина конкретно по отношению к его предполагаемой неспособности понимать и управлять своими действиями (т.е. его способность принимать самостоятельные решения и реализовать свои права), как правило, отсутствует. такая недееспособность подразумевается. однако, факт наличия психического расстройства, независимо от того, насколько серьезного, не означает, что человек потерял способность делать сознательный выбор и реализовать дееспособность.психиатрическое экспертное заключение, использованное в ходе судебной процедуры в отношении г-на штукатурова на национальном уровне является примером неправильного подхода, описанного выше. отмечая, что экспертное заключение было единственным доказательством, на которое ссылался российский суд в этом деле, в своём решении еспч подверг критике отсутствие «объяснения, какие именно действия заявитель не был в состоянии понимать и контролировать». экспертное заключение было далее подвергнуто критике из-за отсутствия ясности «возможных последствий болезни заявителя по отошению к социальной жизни, здоровья, имущественных интересов, и т.д.» (см. пункты. 93-94). европейский суд не ставил под сомнение профессиональные полномочия экспертов, или обоснованность их заключения касательно наличия у г-на штукатурова серьезного психического заболевания. однако, суд подчеркнул, что «наличие психического расстройства, даже серьезного, не может быть единственной причиной для оправдания полной недееспособности». по аналогии со случаями принудительной госпитализации, суд применил тот же принцип, сформулированный им впервые в решении по делу winterwerp: «для обоснования полной недееспособности, психическое расстройство должно быть ‘определённого рода или степени’, требующих принятия таких мер». суд пришел к выводу, что экспертное заключение «не проанализировало степень недееспособности заявителя с достаточной подробностью» (см. пункт. 94).дефекты экспертной оценки подчеркнутые в решении еспч являются следствием недостаточного правового регулирования в этой категории экспертных заключений и неясности правовых критериев для установления недееспособности. таким образом, необходимо принять законодательные меры для достижения необходимой степени улучшения качества медицинских доказательств, используемых в тех судебных процедурах, в которых решается вопрос дееспособности.ďňďďминистерство здравоохранения и социального развития должно разработать подробное руководство по методике проведения экспертной оценки дееспособности, предусмотренной в статье 283 гражданского процессуального кодекса. такое руковоство должно обеспечить, чтобы экспертная оценка дееспособности была основана с учетом следующих критерий:вид и степень, в которой психическое состояние человека влияет на его способность принимать самостоятельные решения и реализовать свои права в различных конкретных областях жизни;существование причинно-следственной связи между психическим расстройством лица и установленными ограничениями касательно их способности принимать решения: это необходимо для различения случаев социального невнимания и недостаточного образования;предполагаемое время, в течение которого гражданин не располагал функциональной дееспособностью, и перспективы улучшения;наличие и эффективность других форм формальной или неформальной поддержки, которая не влечет за собой ограничения дееспособности.законодательные органы должны наметить принципы экспертной оценки дееспособности в главе 31 гражданского процессуального кодекса и определить круг тех вопросов, которые должны включаться в экспертную оценку. основополагающие принципы должны включать:презумпцию дееспособности: наличие психического расстройства, даже если серьезного, само по себе не означает отсутствие способности принимать решения; более того, даже если психическая дееспособность де-факто ограничена в отношении некоторых аспектов (например, в финансовых и имущественных вопросах), она может оставаться неповрежденной в других областях принятия решений (например, лечение);причинно-следственная связь между установленным психическим расстройством и ограничениями в способности принятия решений;функциональный подход к дееспособности: эксперты должны в обязательном порядке проводить детальную оценку «вида и степени» влияния психического расстройства на способность человека принимать решения в конкретных областях жизни; продолжительность: с течением времени де-факто психическая дееспособность может измениться и улучшиться, поэтому эксперты должны в обязательном порядке оценить, насколько является отсутствие установленной дееспособности временным или постоянным, возможно ли достигнуть улучшения и восстановления дееспособности посредством определенных видов медицинской помощи и поддержки.ďť3.существенные пределы недееспособности: пропорциональность мер, которые ограничивают дееспособность и введение альтернатив к полной недееспособностироссийское законодательство предусматривает только одну меру «защиты» для граждан, чья дееспособность ограничена в связи с психическим заболеванием. эта мера – полная недееспособность. таким образом, нет возможности для более гибкого и тонкого подхода, который содержал бы ограничение дееспособности только в отношениие некоторых областей принятия решений (напр. сделки, превышающие определённую сумму). европейский суд подчеркнул, что полная недееспособность является «чрезвычайно серъёзным» вмешательством в частную жизнь лица. суд отметил, что в результате признания п.в. штукатурова недееспособным, «он попал в полную зависимость от своего официального опекуна почти во всех областях жизни». суд также подчеркнул, что добиться пересмотра решения в отношении меры, которая «была применена на неопределённый срок, как показывает дело заявителя, невозможно иначе как через опекуна, который выступил против любых попыток прекратить меру» (п.90). суд постановил, что лишение заявителя дееспособности является непропорциональным, и таким образом, в соответствии со статьей 8 конвенции, нарушило его право на уважение частной жизни. как уже отмечалось выше, решение еспч подвергает критике неспособность российского суда сделать тщательную оценку того, каким образом и в какой степени влияла психическая инвалидность заявителя на его психическую дееспособность. в разделе 2.2 мы определили конкретные вопросы, которые должны быть рассмотрены при принятии решения о дееспособности человека. предположим, однако, что должным образом проведенная экспертная оценка установила, что гражданин действительно не способен принимать серьезные решения по отношению к его имуществу. такой человек по-прежнему способен осуществлять мелкие сделки, заниматься домашним хозяйством и повседневными вопросами, принимать решения касательно своего лечения, и заботиться о своих детях. в российском законодательстве попросту нет такого гибкого правового решения, которое бы являлось пропорциональным по отношению к потребностям этого человека, без излишнего ограничения его прав. европейский суд рассмотрел этот вопрос с помощью упрощенного подхода – «всё или ничего». суд отметил, что гражданский кодекс «различает между полной дееспособностью и полной недееспособностью, но не предусматривает никаких «промежуточных ситуаций» (см. пункт. 95). суд подчеркнул, что российское законодательство не предусматривает решения, которые соответствовали бы индивидуальным потребностям данного лица.ďťďőрешение еспч делает непосредственную ссылку на рекомендацию № r(99)4, принятую комитетом министров совета европы 23 февраля 1999 года. принципы, сформулированные в данном документе рекомендуют законодательству обеспечить:наличие альтернатив опеке и мерам, включающим ограничение дееспособности (принцип 2 – гибкость в правовых ответах);соразмерность любых ограничений дееспособности: применяемые меры должны быть в соответствии с потребностями и состоянием человека, тогда как права лица должны быть ограничены по возможности в наименьшей степени, или совсем не быть ограничены (принцип 6 – соразмерность);максимальное сохранение дееспособности лица: никакие меры не должны приводить к автоматическому лишению дееспособности или автоматическим ограничениям по отношению к определенным правам, таким как право голосовать и право принимать решения в связи с лечением (принцип 3);ограниченный срок в отношении любых ограничительных мер, и возможность для их пересмотра, в том числе периодического пересмотра (принцип 14). применение механизма так называемой «ограниченной дееспособности» – который в соответствии с гражданским кодексом рф может применяться к наркоманам и алкоголикам – по отношению к лицам с психическими расстройствами само по себе не приведет к вышеописанным улучшениям. в этой форме «ограниченная дееспособность» не сможет обеспечить гибкое, соразмерное и эффективное использование меры. законодательство многих стран содержит перечень тех областей принятия решений, в которых можно использовать меру опеки, а также перечень прав, которые не могут быть ограничены ни при каких обстоятельствах (например, люди под опекой всегда могут иметь право доступа к правосудию). кроме того, законодательство некоторых стран содержит дополнительные гарантии (например, периодический пересмотр решений, принятых в рамках опеки, или обязательное утверждение суда в случаях госпитализации людей с ограниченной дееспособностью).вопрос ограниченной/частичной дееспособности и альтернатив опеке, которые не содержат ограничение дееспособности, является сложным вопросом и требует дальнейшего анализа. поэтому, mdac вновь рассмотрит этот вопрос в одном из своих предстоящих программных документов.ďű4.пересмотр решений о дееспособности и право лица, лишенного дееспособности обращаться в суд с целью восстановить дееспособность заявитель в деле штукатурова также просил европейский суд установить нарушение его права на эффективное средство правовой защиты в соответствии со статьей 13 конвенции, поскольку у него не было возможности обратиться в суд на национальном уровне с тем, чтобы восстановить свою дееспособность. (напомним, что согласно статьи 286 гражданского процессуального кодекса, процесс восстановления дееспособности может начать только опекун или член семьи заинтересованного лица, психиатрические учреждение или орган опеки) европейский суд не счел необходимым рассмотреть этот иск заявителя самостоятельно в контексте статьи 13. однако, это не значит, что в российском законодательстве нет никаких проблем по этому вопросу. суд пояснил, что этот конкретный аспект статуса заявителя был уже принят во внимание при установлении нарушения статьи 8. другими словами, суд установил, что неопределенный срок меры недееспособности и неспособность заявителя оспорить меру независимо от опекуна или любой другой третьей стороны являлись теми факторами, из-за которых суд посчитал меру непропорциональной, и, следовательно, нарушающую право на уважение частной жизни. принципы соразмерности и гибкости требуют, чтобы меры, связанные с лишением или ограничением дееспособности применялись только до тех пор, пока в них есть необходимость. принцип 14 вышеупомянутой рекомендации № r(99)4 конкретно указывает, что как только основания отпали – данные меры должны быть прекращены. хотя подобный принцип можно найти в статье 29(3) гражданского кодекса, российское законодательство не содержит каких-либо эффективных механизмов для его реализации. дееспособность гражданина может считаться восстановленой только если его «объявлят дееспособным» по статье 286 гражданского процессуального кодекса. как уже было сказано, только ограниченный круг заинтересованных сторон может инициировать такое разбирательство, который не включает самих недееспособных лиц. в то время как законодательство просто позволяет этим сторонам обращаться в суд, для них это не является обязательством. в результате, этот вопрос решается полностью по их усмотрению, без каких-либо эффективных рычагов для заинтересованного лица с тем, чтобы повлиять на их решение. также, законодательство не предусматривает возможность периодического пересмотра решений о недееспособности. практические последствия существующей системы таковы, что если опекун человека настаивает на продолжении опеки, независимо от действительного состояния человека, этот человек не имеет реальных шансов восстановить свою дееспособность.mdac рекомендует российскому законодательному органу внести изменения в статью 286 гражданского процессуального кодекса с тем, чтобы лица, лишенные дееспособности могли обращаться в суд непосредственно или через представителя по своему выбору (напр., организациям, занимающимся вопросами инвалидности также можно обеспечить возможность подавать этот тип заявлений). кроме того, законодательные органы должны рассмотреть возможность установления сроков для принятия решений по недееспособности и/или обязательных периодических пересмотов таких решений.ďűďő5.гарантии, связанные с госпитализацией лиц лишенных дееспособности 5.1.принудительная госпитализация: критерии и процедурасогласно той версии закона о психиатрической помощи (статья 28), которая была в силе на момент принятия решения еспч, помещение недееспособного лица в психиатрический стационар зависило только от согласия его опекуна. после согласия опекуна, госпитализация не рассматривалась в качестве принудительной, даже если лицо явно возражало против госпитализации. следовательно, не было необходимости в создании одного из оснований для принудительной госпитализации, предусмотренного в статье 29 указанного закона, или применить обычные процедурные гарантии (в частности, судебный пересмотр), содержащиеся в статьях 32-36. иными словами, в таких случаях, с точки зрения закона госпитализация была «добровольной». в результате, лица, лишенные дееспособности были далее лишены возможности защитить свою личную свободу.статья 5 европейской конвенции предусматривает строгие гарантии в связи с любой формой лишения свободы. в частности, статья содержит исчерпывающий перечень оснований для задержания. подпункт (е) пункта 1 статьи 5 позволяет «законное лишения свободы» «душевнобольных» в соответствии с «порядком, установленным законом». в соответствии с прочно установившейся судебной практикой европейского суда по правам человека, понятие «законности» требует не только соответствия с национальным законодательством, но также приверженности к смыслу самой конвенции.общие принципы законного содержания под стражей в соответствии с подпунктом (е) статьи 5 (1) впервые были сформулированы европейским судом в решении по делу winterwerp, в котором суд сформулировал три требования: должно быть установлено наличие психического расстройства; расстройство должно быть такого вида или степени, которые требуют принудительной госпитализации; обоснованность непрерывного лишения свободы зависит от наличия расстройства. вопрос вида и степени психического расстройства требующих обязательного лишения свободы разработан в статье 29 закона рф о психиатрической помощи, которая позволяет всего три, относительно точно сформулированных основания для недобровольной госпитализации. в обсуждении по делу штукатурова, правительство россии утверждало, что не было необходимости применять вышеуказанные требования, поскольку, согласно закону российской федерации, госпитализация заявителя была «добровольной».естественно, суд не принял этот аргумент. прежде всего, суд отметил: «для того, чтобы определить, имело ли место лишение свободы, отправной точкой должна быть конкретная ситуация заинтересованного лица» (пункт 105). суд также подчеркнул значимость субъективного элемента, то есть, отсутствие надлежащим образом выраженного согласия (см. пункт. 106). в свете обстоятельств дела, суд подчеркнул, что в то вреďěмя как заявитель де-юре не имел возможности принять собственное решение, это не означает, что он был де-факто не в состоянии понимать ситуацию (см. пункт. 108). суд указал на действия заявителя, которые показали, что он возражал против госпитализации (в частности, он несколько раз обращался к управлению больницы с просьбой об освобождении). таким образом, решающим моментом для суда было отношение заявителя к его заключению, а не его формальный статус как недееспособного лица. в результате, г-н штукатуров был невольным пациентом, и таким образом лишен свободы по статье 5. поскольку власти россии не провели экспертную оценку вышеупомянутых критерий для задержания по причине психического расстройства, суд установил нарушение статьи (1).подход европейского суда находится в соответствии с принципами, сформулированными в рекомендации комитета министров № r(2004)10 о защите прав человека и достоинства лиц с психическими расстройствами. статья 16 рекомендации отчетливо указывает на то, что применение критериев и процедуры принудительной госпитализации распространяется на тех недееспособных пациентов, которые возражают против госпитализации. как уже упоминалось, соответствующее положение закона о психиатрической помощи было отменено конституционным судом, который, как и европейский суд, рассматривал госпитализацию г-на штукатурова как лишение свободы. теперь, определить точный механизм институционализации лиц, которые не имеют дееспособности – задача законодательной власти. один из ключевых вопросов, который необходимо рассмотреть в связи с тем, какой критерий необходимо применить для того, чтобы дать импульс гарантиям, предусмотренным в случаях принудительной госпитализации: является ли им наличие возражений со стороны недееспособного лица, или просто отсутствие свободно выраженного и информированного согласия?для начала следует подчеркнуть еще раз: тот факт, что человек является в правовом смысле «недееспособным» не обязательно означает, что в конкретных ситуациях он не в состоянии сделать независимое и сознательное решение в связи с тем, желает ли он быть госпитализирован. возможны различные сценарии: a.недееспособное лицо возражает против госпитализации;б.недееспособное лицо не проявляет возражение, и не выражает свое согласие: у данного лица действительно отсутствует функциональная дееспособность принять такого рода решения;в.недееспособное лицо дает своё «согласие» на госпитализацию, но, в действительности, не располагает функциональной дееспособностью, чтобы принять решение по этому вопросу;г.недееспособное лицо де-факто располагает дееспособностью принимать решения и выражает свое согласие на госпитализацию. можно ли сценарии (б) и (в) рассматривать как действительно добровольную госпитализацию?с одной стороны, как особенно уязвимая категория, в правовом смысле недееспособным лицам необходимы дополнительные гарантии для предотвращения нарушения их прав в контексте госпитализации, даже если они конкретно не возражают против неё. с другой стороны, законодательное решение, которое треshtukaturov v. russiarecommendations on legislative measures required to achieve full implementation of the judgment of the european court of human rightscontenssummary of recommendations………………………………………………………………………………………..introduction………………………………………………………………………………………………………………..1.facts of the case……………………………………………………………………………………………………..2.procedural safeguards in incapacitation cases: fairness of judicial proceedings and the right of a person whose capacity is at issue to be heard in court………………………………………….3.substantive limits to incapacitation: proportionality of measures restricting legal capacity and the introduction of alternatives to full incapacitation………………………………………………….124.review of capacity decisions and the right of a person deprived of their legal capacity to apply to court to have their capacity restored…………………………………………………………….145.safeguards related to hospitalisation of legally incapacitated persons………………………………….15conclusion……………………………………………………………………………………………………………….ősummary of recommendationsin march 2008, the european court of human rights made a decision in the case of shtukaturov v. russia. the court found that the legal incapacitation of the applicant violated his rights to a fair trial (article 6) and respect for his private life (article 8). the court also found that the subsequent involuntary placement of the applicant in a psychiatric hospital without court review violated his right to liberty (paragraphs 1 and 4 of article 5). the applicant’s right to petition to the european court (article 34) was also found to have been breached. the above violations were lawful as provided for by domestic russian law. as a result, the decision of the european court can only be given full effect if certain general measures are adopted by the russian authorities. this policy paper recommends the following measures: 1.the code of civil procedure should be amended to ensure that:issues relating to legal capacity are always heard in court in person and that, when necessary, legal aid is provided to any person subject to such an application;it spells out substantive criteria for capacity assessments conducted by court-appointed experts;a person who is declared legally incapable has the right to apply to court directly or through a representative of their choice in order to have their capacity restored.2.the law on psychiatric care should be amended to ensure that:the existing substantive and procedural safeguards envisaged for involuntary hospitalisation also apply to persons who do no have full legal capacity;psychiatric patients without legal capacity have the right to initiate a judicial review of the lawfulness of their detention, in their own capacity;the core patients’ rights formulated in article 37 of the law, including the right to meet with a lawyer, apply to all patients on an equal basis, including patients who do not have legal capacity.3.the civil code should be amended to introduce partial guardianship for adults with mental disabilities which can be tailored to the individual needs of every such person and restrict their legal capacity only to the degree absolutely necessary. űintroduction these recommendations have been developed by the mental disability advocacy center (mdac) with a view to assisting russian policy-makers to fully implement the decision of the european court of human rights in shtukaturov v. russia. the shtukaturov judgment constitutes a milestone in the evolution of european human rights standards in relation to persons with mental disabilities, as it clarifies the relevance of the european convention on human rights to several key aspects of the system of legal incapacity and guardianship. it requires the russian government to go well beyond individual measures, such as the restoration of mr shtukaturov’s legal capacity and payment of damages (once they have been awarded by the european court), and necessitates amendments to russia’s legal capacity legislation, including the civil code and the code of civil procedure. we recognise that the issues raised by the shtukaturov case are technically complex and new to russian law-makers. therefore, the present paper is designed to help formulate new legislation that would meet the requirements of the european convention and ensure adequate protection of the rights of persons who need support in exercising their legal capacity. mdac’s expertise in the matter derives from its extensive advocacy and litigation work promoting the reform of legal capacity and guardianship laws in eastern europe and russia. our organisation has published a series of reports analysing guardianship laws and practices in several countries of the region, including a 2007 report on russia. in 2006-2007, we conducted a number of human rights training sessions for the local guardianship authorities of st petersburg and the st petersburg region which provided us with an additional insight into the shortcomings of the existing guardianship system in russia. furthermore, since 2004 mdac has provided legal representation in a substantial number of legal capacity cases in russia as well as bulgaria, estonia, hungary and the czech republic. in particular, our organisation represented mr shtukaturov both before the european court and the russian constitutional court (the latter of which subsequently annulled some of the legislative provisions criticised by the european court). the european court passed its landmark decision in shtukaturov v. russia in march 2008. the applicant was a young man who had been stripped of his legal capacity in domestic judicial proceedings of which he had not been notified. shtukaturov learned about the district court decision, which declared him legally incapable, after it had already come into force; therefore, he could no longer appeal it. later, despite his unequivocal objections, he was detained in a psychiatric hospital without court review. the ecthr found a violation of the applicant’s rights in relation to both of these issues. firstly, the court held that judicial proceedings cannot be regarded as fair in terms of article 6 if a person whose legal capacity is being decided upon is completely excluded from them. secondly, the court found that mr shtukaturov’s hospitalisation violated the right to liberty guaranteed in in the decision discussed in this paper, the european court did not address the issue of damages. a separate decision on compensation is still awaited. űőarticle 5 as it was based only on his guardian’s decision and the usual safeguards in respect of involuntary hospitalisation (e.g. court review) were not in place. thirdly, the court held that full legal incapacitation as such was a disproportionate measure and, therefore, violated the applicant’s right to respect for his private life under article 8. as mr shtukaturov was denied the right to appeal against the incapacitation decision once it had came into force, and to apply to court to have his legal capacity restored, this was held to constitute as a disproportionate interference with his rights under article 8. these human rights violations were allowed to happen due to flawed legislation, which were relied upon by both the district court’s decision to deprive mr shtukaturov of his legal capacity, as well as his subsequent hospitalisation, where both of these decisions were largely in conformity with russian law. consequently, the full implementation of the echr judgment requires general measures such as amending the civil code, the code of civil procedure and the law on psychiatric help. the need for such general legislative measures was confirmed by the committee of ministers of the council of europe who, by virtue of article 46 of the convention, are responsible for supervising the execution of decisions of the european court. the committee of ministers have stated that they are awaiting information on “additional measures to bring the russian legislative framework governing the incapacitation of adults and their confinement to medical institutions in line with the convention’s requirements.” in particular, the committee of ministers asks russian authorities to “initiate, without delay, the reform of the provisions of the civil code criticised by the european court”.it should be mentioned that in february 2009 the russian constitutional court annulled some of the provisions of russian legislation that had been criticised in shtukaturov. in particular, the constitutional court struck down the provision of the code of civil procedure which allowed courts to conduct incapacitation proceedings without hearing persons whose legal capacity was being decided upon. the constitutional court also held that the constitutional right to judicial protection (which is analogous to the right to a fair trial under the echr) was violated by the failure of the law on psychiatric care to extend the substantive and procedural safeguards envisaged for involuntary hospitalisation to legally incapacitated patients who object to hospitalisation (even though their guardians may agree to it). while this decision of the constitutional court was an important the council of europe’s committee of ministers is waiting for the russian government to provide information “on additional measures to bring the russian legislative framework governing the incapacitation of adults and their confinement to medical institutions in line with the convention’s requirements”. in particular, the committee of ministers refers to the principles contained in recommendation r(99)4. the committee of ministers asks the russian authorities “to initiate without delay, the reform of the provisions of the civil code criticised by the european court with a view to ensure their compliance with the convention’ requirements”. see the committee of ministers’ memorandum available at http://www.coe.int/t/e/human_rights/execution/03_cases/russian_federation_en.pdfěstep towards achieving the compliance of russia’s mental health legislation envisaged by the shtukaturov judgment – including by ensuring the conformity of practice with the provisions of the european convention on human rights – new legislation has not yet been developed to replace the annulled provisions. the actual contents of the legislative regulation of the relevant aspects (e.g. procedural rights of a person whose legal capacity is at issue in incapacitation proceedings) remain unresolved. moreover, the ecthr judgment deals with a broader scope of issues compared to the decision of the constitutional case and requires changes not only in procedural legislation but also in substantive aspects of the law relating to legal incapacitation, such as a clear definition of the extent of rights that may be deprived in cases relating to legal incapacitation. ěů1. facts of the casethe case reflects the established practice of legal incapacitation proceedings in russia and involves typical human rights violations faced by persons whose legal capacity is reviewed by the court as well as those who have already been deprived of their legal capacity. the applicant, mr pavel shtukaturov, has a mental disorder. in december 2004, a district court declared him legally incapable on the basis of an application filed by his mother (who lived with him in the same flat). mr shtukaturov was not notified about the hearing and, therefore, was completely unaware of the proceedings. the case was heard by the district court in the absence of mr shtukaturov on the basis of article 284 of the code of civil procedure. this provision required the summonsing of a person whose capacity was at issue only when the state of their health “allowed” it. mr shtukaturov found out about the district court decision by accident. by this time the decision had already come into force and his mother had been appointed as his guardian. when mr shtukaturov tried to appeal the decision, his application was “left without consideration” on account of his lack of legal capacity. his other attempts to use normally available legal avenues to reverse the decision were equally unsuccessful. in the meantime, on his guardian’s request, mr shtukaturov was placed in a psychiatric hospital. mr shtukaturov himself objected to the confinement and repeatedly requested that the hospital apply to court to review the lawfulness of his detention in conformity with the involuntary hospitalisation procedure provided for in the code of civil procedure and also in the law on psychiatric care. furthermore, throughout his confinement mr shtukaturov complained to the hospital authorities in connection with various limitations of his rights, such as banning him from being visited by his lawyer and his friends, not allowing him to take walks outdoors, taking away his personal belongings, and refusing to provide information about the reasons for his hospitalisation. the hospital failed to respond officially to any of these complaints. at the time of applying to the ecthr, mr shtukaturov was still detained at the hospital (which prompted the court to grant the case priority treatment). nevertheless, the hospital management prevented mr shtukaturov from any form of communication with the lawyer who represented him in the ecthr proceedings. the hospital justified its actions by arguing that, as a legally incapacitated person, all questions related to his legal representation and other legal affairs were to be decided by his guardian. ž2.procedural safeguards in incapacitation cases: fairness of judicial proceedings and the right of a person whose capacity is at issue to be heard in court2.1. the right to be heard in courtaccording to the russian code of civil procedure, as it was in effect at the time of the ecthr judgement, a person whose legal capacity was decided on had to be summonsed to the court if “the state of their health” permitted it. while it can be presumed that this provision was meant to allow for a case to be heard without the person concerned only in rather exceptional circumstances, in practice the exception became the rule. often, people whose capacity was reviewed in court were not even notified of the proceedings or the subsequent decision depriving them of their legal capacity. although the relevant provision of the code of civil procedure is no longer in effect (it was repealed by the russian constitutional court in its judgment of 27 february 2009), a new procedure which would comply with the convention and the russian constitution is yet to be adopted by the russian parliament. the european court held that the applicant’s right to a fair trial under article 6(1) of the convention was violated by the incapacitation proceedings in which he was not given an opportunity to participate in person or through a representative. the court referred to its past case-law which dealt with compulsory psychiatric confinement, and particularly, it’s judgment in the case of winterwerpalthough those cases related to the deprivation of liberty, the court pointed out that “in the present case the outcome of the proceedings was at least equally important for the applicant: his personal autonomy in almost all areas of life was at issue, including the eventual limitation of his liberty” (at para. 71). the judgment pointed to two reasons why the direct involvement of a person whose capacity is at issue is essential to the fairness of incapacitation proceedings. first, the principle of the ‘equality of arms’ mandates that such a person is given an opportunity to present their case in person or through a representative of their choice, including the right to submit new evidence, challenge the conclusions of experts, request a second expert opinion, and so on. second, direct participation is required to “to allow the judge to form his personal opinion about the [person]’s mental capacity”; the reasoning for this being that the person concerned is not only an interested party but also the main object of the court’s examination (see para. 72). the court emphasised that, in the applicant’s case, “it was indispensable for the judge to have at least a brief visual contact with the applicant, and preferably to question him” (para. 73). the principle of adversarial proceedings embodied in article 6 was violated because the judge decided the case on the basis of written evidence only, without having heard or seen the applicant himself. žůwhile the flawed nature of the previous legislative regulation of incapacitation proceedings has been made clear by the ecthr judgment and the subsequent decision of the constitutional court, it is less obvious how exactly the right to be heard in person should be guaranteed in the new version of article 284 of the code of civil procedure. the possibility of different solutions is demonstrated by the version of the draft amendment to this provision which is currently under consideration in the lower chamber of the russian parliament. this legislative proposal requires only that the individual concerned be “duly notified of the time and place of the court hearing” while adding that the “examination of the case in the absence of the person concerned is allowed when it is established by the court that there is no valid reason for non-appearance.” this approach does not comply with the principles outlined in the ecthr judgment and, therefore, cannot provide an adequate level of protection of the rights of persons whose legal capacity is called into question. the implementation of the former version of article 284 demonstrates how easily any exception allowing for the exclusion of a person with mental disability from incapacity proceedings can become the rule with respect to the practice of the courts. thus, the current draft version of this provision, which still enables the court to decide incapacity cases without hearing the person concerned, is unlikely to to give full effect to the shtukaturov. this draft limits the court’s duty of involving the person concerned in the proceedings to the extent of simply issuing a notification. however, due to the specific nature of incapacity cases, it is very likely that such a notification will not reach the person concerned, as applications for legal incapacitation are most often filed by parties who already have significant control over the lives of such persons, including their correspondence (such as a family member with whom the person concerned lives, or a psychiatric institution where he or she is confined). furthermore, the court is likely to determine if there are valid reasons for the person’s non-appearance on the basis of information supplied by those who have filed or support the incapacitation application and might have a vested interest in preventing the person concerned from being heard in court. the shtukaturov decision requires russia to adopt the strongest possible safeguards to ensure that persons whose legal capacity is at issue is heard in court. as was mentioned above, the court reasoned that incapacity proceedings warrant the same procedural guarantees as involuntary hospitalisation cases. since russian legislation (article 304 of the code of civil procedure) does not allow the court to decide on a person’s involuntary hospitalisation without giving that person a hearing, russian legislators are advised to apply the same approach to legal incapacitation.it is recommended that, in order to ensure the fairness of incapacity proceedings, and compliance with the ecthr judgment in shtukaturov, the new version of article 284 of the code of civil procedure should give effect to the following principles:the court has a duty to ensure the right of a person whose legal capacity is at issue to participate in the proceedings in person;if the state of a person’s mental health is such that it prevents them from realising their procedural right of appearance in court directly, the court must appoint a legal representative;the court is always required to hear a person whose legal capacity is decided on. if, for health reasons, the person cannot appear in court, the judge must take necessary steps to hear them in a location other than the court premises (for example, if a person is placed in a psychiatric hospital, the court may conduct a hearing in the hospital).ďň2.2.criteria for mental capacity assessments: the quality and contents of psychiatric reportsone of the key factors contributing to the fairness of legal incapacitation proceedings is the quality of evidence on which the courts rely when assessing a person’s mental capacity. while, in theory, such evidence should not be decisive to the outcome of the hearing, psychiatric experts’ reports carry considerable weight, in practice, with judges and the conclusions are rarely called into question. the european court has issued binding guidelines regarding the quality of such reports. although article 283 of the code of civil procedure requires a mandatory capacity assessment by psychiatric experts, the parameters of such an assessment (i.e. what questions should be addressed and to what degree of detail) are not defined. in practice, expert reports often go no further than repeating the legal formula used in the civil code, by using wording such as, for example: “x. does not understand the meaning of his actions and cannot control them”. whereas expert reports may provide quite detailed descriptions of a person’s mental disorder per se (including the history of any such disorder), analysis of the extent to which the person’s mental condition specifically affects their ability to understand and manage their actions (i.e. their capacity for making independent decisions and realizing their rights) is usually missing. as such, inability is implied rather than given proper consideration. however, the mere presence of a mental disorder, no matter how serious, does not mean that the person has lost their ability to make conscious choices and realise their legal capacity. the psychiatric report used in the domestic proceedings against mr shtukaturov exemplifies the faulty approach described above. while pointing out that the report was the only evidence relied on by the russian court in the case, the ecthr judgment criticised the lack of an explanation as to “what kind of actions the applicant was unable of understanding and controlling”. the report was further criticised for the manner in which it lacked clarity as to “the possible consequences of the applicant’s illness for his social life, health, pecuniary interests, etc.” (see paras. 93-94). the european court did not question the professional credentials of the experts, nor the validity of their conclusion that mr shtukaturov had a serious mental illness. however, it emphasised that “the existence of a mental disorder, even a serious one, cannot be the sole reason to justify full incapacitation.” by analogy with cases of involuntary hospitalisation, the court applied the same principle it had first formulated in winterwerp: “in order to justify full incapacitation the mental disorder must be ‘of a kind or degree’ warranting such a measure”. it concluded that the report in that case “did not analyse the degree of the applicant’s incapacity in sufficient detail” (see para. 94). the deficiencies of the capacity assessment in shtukaturov highlighted in the ecthr judgment are the consequence of the inadequate legal regulation of this category of experts’ opinions together with the vagueness of the applicable legal criteria for establishing incapacity. therefore, legislative measures are required to the degree of improvement necessary to ensure the quality of medical evidence used in incapacitation cases is of a sufficient standard. ďňďďthe ministry of health and social development should develop detailed guidelines on the methodology of capacity assessments as envisaged in article 283 of the code of civil procedure. such guidelines should ensure that capacity assessments establish the following criteria:the manner and degree to which a person’s psychiatric condition affects their capacity to make independent decisions and realise their rights in various specific areas of life;the existence of a causal link between the person’s mental disorder and the established limitations to their decision-making capacity must be made explicit: this is required to distinguish cases of social neglect and lack of education;the estimated duration of the person’s lack of functional capacity and the prospects of improvement;the existence and efficacy of other forms of formal or informal support which would avoid the restriction of legal capacity. the legislature should outline the principles of capacity assessment in chapter 31 of the code of civil procedure and define of the scope of questions such assessment should address. the underlying principles should be, inter aliapresumption of capacity: the mere existence of a mental disorder, however serious, does not imply a lack of decision-making capacity; moreover, even if mental capacity is de facto restricted in relation to certain issues (e.g., financial and property-related matters), it can remain intact in other areas of decision-making (e.g. medical treatment);a causal linkbetween an established mental disorder and limitations to decision-making capacity must be made explicit;thefunctional approach to capacity: experts should be required to conduct a detailed assessment of the “kind and degree” of the impact of a metal disorder on the decision-making capacity of a person in specific areas of their lives;duration: de facto mental capacity may change and improve over time; therefore, experts should be required to estimate how temporary or permanent the established lack of capacity is likely to be and whether improvement and restoration of capacity can be achieved through certain types of care and support. ďť 3.substantive limits to incapacitation: proportionality of measures restricting legal capacity and the introduction of alternatives to full incapacitationrussian legislation envisages only one measure of “protection” for adults whose mental capacity is restricted due to mental disability. this measure is full legal incapacitation. thus there is no possibility for a more flexible and nuanced approach which would involve restricting legal capacity only in relation to certain areas of decision-making (e.g. financial transactions exceeding a certain value). the european court emphasised that full incapacition was a “very serious” interference with a person’s private life. it pointed out that, as a result of his incapacitation, mr shtukaturov “became fully dependant on his official guardian in almost all areas of life.” the court further stressed that the measure “was applied for an indefinite period and could not, as the applicant’s case shows, be challenged otherwise than through the guardian, who opposed any attempts to discontinue the measure” (para. 90). the court held that the withdrawal of mr shtukaturov’s legal capacity was disproportionate and, therefore, violated his right to respect for his private life under article 8 of the convention. as was mentioned above, the ecthr judgment criticises the russian court’s failure to conduct a thorough assessment of the manner and degree to which the applicant’s mental disability affected his mental capacity. in section 2.2 above, we identified specific issues that should be examined when deciding on a person’s legal capacity. let us assume, however, that a properly conducted assessment has established that a person is indeed lacking the capacity for making serious decisions about her property. she still has the ability to carry out small transactions, manage her household and everyday domestic issues, decide on her treatment, and look after her children. russian legislation simply does not offer a flexible legal solution which would be proportionate to the needs of this person without unnecessarily and unduly restricting her rights. the european court took issue with this simplistic “all-or-nothing” approach. it pointed out that the civil code “distinguishes between full capacity and full incapacity, but it does not provide for any “’borderline’ situation” (see para. 95). the court stressed that russian legislation did not provide for a response tailored to the individual needs of a given person. ďťďőthe ecthr judgment refers expressly to recommendation r(99)4 adopted by the committee of ministers of the council of europe on 23 february 1999. principles formulated in this document recommend that legislation ensure:the existence of alternativesto guardianship and measures involving the restriction of a person’s legal capacity (principle 2 – flexibility in legal response);the proportionality of any limitations placed on a person’s legal capacity; and any measures employed should correspond to the needs and condition of the person concerned, while their rights must be limited to the least degree possible, if at all (principle 6 – proportionality);the maximum degree of preservation of a person’s legal capacity: any measures used to restrict legal capacity should not lead to the automatic withdrawal of a person’s legal capacity entirely or lead to any automatic restrictions in relation to certain rights such as the right to vote or the right to make decisions about medical treatment (principle 3);the limited duration of any restrictive measures including the possibility for the review of any measures used to restrict legal capacity, including periodic reviews (principle 14).the improvements described above will not be achieved by simply extending the so-called “limited capacity” mechanism proscribed in the russian civil code, which currently apply to drug and alcohol addicts. in its current form, “limited capacity” cannot ensure the flexible, proportionate and efficient usage of measures restricting legal capacity. the laws of many countries contains lists of areas of decision-making in which guardianship may be employed, as well as rights which cannot be restricted under any circumstances (e.g. people under guardianship must always retain their right to access justice). furthermore, legislation in some countries provide additional guarantees (for example, a periodical review of guardianship decisions or mandatory judicial authorisation in cases of hospitalisation of persons with restricted legal capacity). the issues related to limited/partial capacity, as well as alternatives to guardianship which do not involve the restriction of legal capacity are complex and require further analysis. mdac will therefore revisit theses issue in one of our upcoming policy papers. ďű4.review of capacity decisions and the right of a person deprived of their legal capacity to apply to court to have their capacity restoredthe applicant in the shtukaturov case also asked the european court to find a violation of his right to an effective remedy under article 13 of the convention in that he was unable to apply to a national court in order to have his legal capacity restored. (it should be recalled that, according to article 286 of the code of civil procedure, restoration proceedings can be initiated only by the guardian or a family member of the person concerned, a psychiatric institution or a guardianship authority.) the european court did not deem it necessary to consider this aspect of the applicant’s claim independently in the context of article 13. this does not mean, however, that russian legislation meets accepted human rights requirements. the court explained that this particular aspect of the applicant’s status was already taken into account when a violation of article 8 was found. in other words, the court judged that the indeterminate measure used to restrict mr. shukaturov’s legal capacity, and the fact that he was unable to challenge this measure independently of the guardian or any other third party, resulted in the court finding the measure to be disproportionate and, therefore, violated the right to respect for his private life. the principles of proportionality and flexibility require that any measures involving the restriction of a person’s legal capacity are applied only as long as justified by the condition of the person concerned. principle 14 of recommendation r(99)4 expressly provides that such measures must be terminated if the conditions for them are no longer fulfilled. while a similar principle can be found in article 29(3) of the civil code, russian legislation does not contain any effective mechanism to ensure its practical implementation. a person can only have their legal capacity restored by means of being “declared legally capable” under article 286 of the code of civil procedure. as has already been pointed out, only a limited class of parties can initiate such proceedings and this does not include legally incapacitated persons themselves (i.e. the person to whom restrictions on legal capacity apply). at the same time, the law simply enables this class of parties to apply to court but does not oblige them to do so. as a result, the initiation of such proceedings is entirely at the discretion of a limited class of parties, with no effective leverage granted to the person concerned to influence the decisions of, for example, guardians. nor does legislation provide for periodic reviews of incapacitation decisions. the practical implications of the existing system are such that if a person’s guardian insists on the continuation of guardianship regardless of the person’s actual condition, the person subject to measures restricting their legal capacity does not have a realistic chance of having their legal capacity restored. we recommend that the russian legislature amend article 286 of the code of civil procedure to enable persons deprived of legal capacity to apply to court directly or via a representative of their choice (e.g. disability ngos could also be allowed to lodge these types of applications). moreover, legislators should consider the possibility of establishing time limits for legal incapacitation decisions and/or requiring mandatory periodic reviews of such decisions. ďűďő5.safeguards related to hospitalisation of legally incapacitated persons 5.1. involuntary hospitalisation: criteria and procedureunder the russian law on psychiatric care (article 28) as it was in effect at the time of the ecthr judgment, the placement of a legally incapable person in a psychiatric hospital was subject to their guardian’s consent only. when the guardian consented, hospitalisation was not considered as involuntary even if the person concerned objected to it expressly. consequently, there was no need to establish one of the grounds for involuntary hospitalisation envisaged by article 29 of this law or apply the usual procedural safeguards (particularly, judicial review) contained in articles 32-36. in other words, in such cases, hospitalisation was “voluntary” from a legal perspective. as a result, persons deprived of their legal capacity were further deprived of the ability of protecting their liberty and personal freedom. article 5 of the european convention provides rigorous safeguards in connection with any form of deprivation of liberty. in particular, it contains an exhaustive list of grounds for detention. article 5(1)(e) allows for the “lawful detention” of “persons of unsound mind” in accordance with “a procedure prescribed by law”. according to the well-established jurisprudence of the european court of human rights, the notion of “lawfulness” requires not only the conformity of domestic legislation but also adherence to the meaning of the convention itself. general principles of lawful detention under subparagraph (e) of article 5(1) were first articulated by the european court in winterwerp. that case enunciated three necessary requirements: the existence of a mental disorder must be established; the disorder must be of a kind or degree warranting involuntary hospitalisation; and the validity of continuous confinement depends on the presence of the disorder. the question of what kinds and degrees of mental disorders that warrant compulsory confinement are elaborated in article 29 of the russian law on psychiatric care which allows for only three, relatively narrowly-defined grounds for involuntary hospitalisation. the russian government argued in the shtukaturov case that the above requirements should not be applied because, according to russian law, the applicant’s hospitalisation was “voluntary”. naturally, the court did not accept this argument. firstly, the court pointed out that “in order to determine whether there has been a deprivation of liberty, the starting point must be the concrete situation of the individual concerned” (para. 105). the court also stressed the relevance of the subjective element of the winterwerp criteria, that is, the lack of properly expressed consent (see para. 106). in the ďělight of the facts of the case, the court emphasised that while the applicant did not have de jure capacity to decide for himself it did not mean he was de facto unable to understand the situation (see para. 108). the court pointed to the applicant’s actions which demonstrated that he objected to hospitalisation (in particular, on several occasions he addressed his requests for release to the hospital’s administration). thus, the decisive point for the court was the applicant’s attitude to his confinement rather than his formal status as a legally incapable person. in consequence, mr shtukaturov was an involuntary patient and thus deprived of his liberty in the sense of article 5. since the above-mentioned criteria for detention on the grounds of mental disorder were not assessed and therefore could not be established by the russian authorities, the court found a violation of article 5(1). the approach of the european court is in line with the principles formulated in committee of ministers recommendation rec(2004)10 concerning the protection of the human rights and dignity of persons with mental disorders. article 16 of the recommendation makes it clear that the application of the winterwerp criteria and the procedure on involuntary hospitalisation extends to legally incapable patients who object to their hospitalisation.as has already been mentioned, the relevant provision of the law on psychiatric care was repealed by the constitutional court who, similarly to the european court, considered mr shtukaturov’s hospitalisation as deprivation of liberty. now it is for the legislature to determine a mechanism of institutionalisation of persons who do not have legal capacity that comply with the jurisprudence of the ecthr. one of the key questions to be addressed in this regard is what criterion should be employed to trigger the safeguards envisaged for persons who are involuntary hospitalised? should the existence of objections on the part of a legally incapable person be enough, or is it simply that the absence of a person’s expressed free and informed consent is sufficient? to begin with it should be stressed once again that the fact that a person is legally “incapable” does not necessarily mean that, in concrete circumstances, they are unable to make an independent and conscious decision about whether they wish to be hospitalised. various scenarios require consideration:a.a legally incapable person who is protesting against their hospitalisation;b.a legally incapable person who is neither protesting nor expressing their consent: they truly lack the functional capacity to make this kind of decision;c.a legally incapable person who “consents” to hospitalisation but, in reality, does not have the functional capacity to decide on this issue;d.a legally incapable person who has de facto capacity to decide and expresses their consent to hospitalisation. can scenarios (b) and (c) be regarded as truly voluntary hospitalisation?